Dear friends,

As you may remember, the ARCC took off as a series of informal conversations with our friends, then quickly outgrew physical and intellectual dimensions of my kitchen, and ended up hosting theatre, literature, film, and art events in multiple locations. We took pride in presenting not only our famous contemporaries, but also less known 20th century writers, thinkers, and film directors. Little did we know that the art of bridging space and time and making the distant accessible and relatable, would soon become such a necessary skill.

Since the beginning of the unprecedented lockdown in March 2020, we launched a new online project «Человек раZOOMny» – Homo Zoomus (человек разумный stands for homo sapiens). The project features a series of talks and interviews with artists, doctors, mathematicians, actors, and just friends on Zoom. Unlike most of our events, these conversations revolve around the current moment; they attempt to capture subjective experiences of people who live and create during the time of Covid-19 pandemics. Some of the talks include poetry readings or art installations (.examples here…) while others provide poignant or humorous accounts of togetherness in isolation. In an attempt to create raw chronicles of the moment, we do very little editing. Please join us.

https://www.youtube.com/watch?v=zJqp8jRlpMg Наташа Раппопорт

https://www.youtube.com/watch?v=51NLzTheS_8 Миша Соловейчик

https://www.youtube.com/watch?v=UDhzHvalvW8 Михаил Эпштейн

https://www.youtube.com/watch?v=bTC1xQ5g-BA Ольга Городецкая

https://www.youtube.com/watch?v=_tu1rq2P2tY Денис Драгунский

https://www.youtube.com/watch?v=7_8RWRkIKUQ Катя Марголис

https://www.youtube.com/watch?v=PwoWknyk_jI Владимир (Вадик) Паперный и Клем Сесиль

https://www.youtube.com/watch?v=Po_fLkQTbOQ Татьяна Вольтская

https://www.youtube.com/watch?v=Cyu7nmWAzSc Борис Равдин

https://www.youtube.com/watch?v=ESC9josSOGs Дмитрий Веденяпин

https://www.youtube.com/watch?v=CL9ApmiQbwc Галя Блейх и ее мама Ирина Залмановна

https://www.youtube.com/watch?v=S1g-PomeJMs Александр Мелихов

https://www.youtube.com/watch?v=obQJsrnUgrQ Гасан Гусейнов

https://www.youtube.com/watch?v=eBe6DPHj0V4 Наташа Рубинштейн & Борис Рагинский

https://www.youtube.com/watch?v=eMKe4wDFYSE Кристин Милворд

https://www.youtube.com/watch?v=eMKe4wDFYSE Илья Левин и Наташа Митлина

https://www.youtube.com/watch?v=kYe6qj-mDZo&feature=youtu.be&fbclid=IwAR1LSu_Vacb34qsg9kJq5x8G9U8qKLwDL3WUEP9H-9krOBROezjVUORAtzg      Никита Елисеев

It’s a play coming back to London, I’ve seen it and liked it.

Dear friends,

because so many are interested in seeing Teatr.doc, the Royal Court will now be taking reservations. To be sure of a place, contact the Royal Court Theatre Box Office and leave your name:
020 7565 5000 or online:
https://royalcourttheatre.com/whats-on/torture/

All reservations on the eventbrite made at the first day will be considered valid!

Sorry for inconvenience!

А земля под ногами горела
И такая звезда глядела
В мой еще не брошенный дом,
И ждала условного звука…
Это где-то там — у Тобрука,
Это где-то здесь — за углом.

Анна Ахматова, поэма без героя

Поэт есть тот, кто хочет то, что все
хотят хотеть: допустим, на шоссе
винтообразный вихрь и черный щит –
и все распалось, как метеорит.
Есть времени цветок, он так цветет,
что мозг, как хризопраз, передает
в одну ладонь, в один глубокий крах.
И это правда. Остальное – прах.

Ольга Седакова

Я сначала хотела писать о том, как я рада, что в Пушкинском Доме будет теперь больше поэзии.

Хотела писать развернутый отчет о трех вечерах в Пушкинском доме за последнюю недель или чуть больше.

О вечере Марии Степановой и Саши Дагдейл, где они вдвоем прочитали поэму «Война зверей и животных».

О Машиной поэме “ Война зверей и животных”, которую хочется цитировать всю, так же как хочется цитировать и перевод Саши Дагдейл, собственно, самостоятельную прекрасную поэму, рожденную из Машиной, которая безусловно будет жить своей жизнью,в языке.

О вечере Евгении Лавут, где она подробно и увлекательно рассказывала о современной поэзии в России, включая удивительные проекты, как рвущий сердце видиопроект Арт-группы «Эсфирь Шуб» “Прости, солдат” на стихи Виктора Лисина или « тихий Пикет» Даши Серенко, а потом читала прекрасные свои стихи.

О вечере памяти Бориса Рыжего, на котором Олег Дозморов, друг Рыжего, рассказывал о нем и о времени, где читали его стихи по русски и в переводе и, главное, где смотрели и обсуждали прекрасный документальный фильм, снятый после смерти Бориса голландским режиссером Аленой ван дер Хорст. Этот вечер, с гордостью скажу, организован нами, клубом АРКА.

Но потом я поняла, что важно написать о том, что роднит этих трех поэтов, из которых один ушел вот уже пятнадцать лет тому назад.

Это вечная важность вечных вопросов и боль от невозможности их разрешить. Жалость к живому и даже неживому, стремление уберечь и сохранить, “ все сущее увековечить”

Новая искренность, новая сюжетность, новый реализм. Более смиренный, более трагичный в чем то, с большей растворенностью автора в объекте повествования ( как у Марии Степановой нет в поздних стихах практически “я”).

Это то, что их стихи это баллады о безымянных и любимых тех самых “ маленьких” людях, которые со времен “Повестей Белкина” и “Шинели” не уходили надолго из русской литературы.

Применительно к Борису конечно может не совсем точно говорить “новая”, а в поэзии Кушнера и Рейна это не прерывалось, но на какое то время все это ущло на перефирию. И вот потихоньку , к счастью, пробилось снова.

Вот что пишет Михаил Эпштейн:

“Ситуация после постмодернизма возвращает нас к вопросам святым. Какова природа реальности как вечного сопротивления человеческим порывам, для чего существует человек, почему он обречен смерти, есть ли Бог, нет ли Бога – вопросы, казавшиеся архаическими в эпоху постмодерна, – они вернули свою насущность. Если Бога нет, то зачем мне стоять перед красным светом светофора? Если мы продолжаем жить, не нарушаем правила жизни, не разрушаем себя, то нам как-то надо конструировать смысл, который оправдывает существование себя. Сегодня нужно начинать конструировать себя как существ, оправданных абсолютом.”

Я хочу попробовать построить свой отчет на цитатах и стихах, мне кажется, так будет яснее.

Мария Степанова

Из интервью:

Поэзия – что-то вроде мешка с таблетками: это концентрат опыта, который в повседневной жизни существует в более разжиженном, что ли, виде. Здесь этот опыт невероятно сгущен и существует в маленьком объеме, в капсулах. А внутри он вдруг распускается невероятным цветом.

………………………

Мне кажется, что текст, как и любая осмысленная и с любовью делаемая человеческая работа, – это работа на бессмертие. На бессмертие личное. В этом смысле мне совершенно все равно, все ли тексты Пастернака – или Кочеткова – равноценны. Мне важно то, что благодаря этим текстам – или этому одному тексту, одной балладе, в одной отдельно взятой голове, моей голове, не пропадает этот человек. Эта возможность делает для меня страшно важным и все остальное: то, что был за человек. То есть за корпусом текстов стоит корпус текстов второго порядка. Условно говоря, письма и все прочее – а за ними чужие тексты, мемуары, картинки. Это, конечно, утопия: вспомнить все, сохранить всех, заморозить и оживить.  Но это то, что мне важно. Что никто не пропадет и не пропадает.

Из поэмы “ Война зверей и животных”

……………………..

неябрь

безлошадный месяц несытый

гонит из мертвой глины

крестьян, к земле прикрепленных

собак и коров, полегших костьми

затонувшую почту

железную ложку

ручьи, несущие к устью ртутное серебро

 

ехал на ярмарку ухарь

ямщик во степи замерзал

помещик пиф-паф застрелился

вагон офицера увез

 

грек из одессы еврей из варшавы

юный корнет седой генерал

мальчик-юннат

летчик гастелло

каждый кто здесь помирал

 

вышла из вязкой воды, из верхнего теплого слоя

майскою ночью утоплен-ни-ца и за дело взялась

быстро все опрокинула сырым босиком натоптала

черным телом светила белой сорочкой мела

 

матушка, матушка, ты? сама я, алеша, не знаю

ласточка, ласточка – та? та улетела, мой друг

******

 

нету разницы между

первою и второй

отечественной и отечественной

великой и тихой

атлантической

мировой

 

все равно они падают

на единственной, на гражданской

где заря в золе копошится

 

извлекает наконечники копий

 

леш а леш

огоньку бы

говорит убитому убитый

убитый говорит убивцу

—————————–

 

Евгения Лавут

 

Ходила младешенька по борочку

Брала брала ягодку замляничку

Клала кажду ягодку в туесочек

Ветки остры бережно отгибала

 

Ветки остры бережно отгибала

Да стволы повалены огибала

Клала кажу ягодку в туесочек

На пути повстретила быстру речку

 

На пути повстретила быстру речку

Ни мостка ни камушков ни дощечки

По бегущей глади танцует солнце

Сквозь поток искрящийся видно донце

 

Сквозь поток искрящийся видно донце

А на донце разные предметы

 

Джинсы размера XS

Собачий ошейник

Мелкие неатрибутируемые кости

Желтый кубик лего

Аудиокассета с разорванной лентой

Оплывшие фотографии

Отдельные страницы произведений русской классической литературы

Двустороннее лезвие

Карман школьного фартука

Дверца клетки для хомяка или попугайчика

Обложка дневника ученицы пятого класса

Кошелек для мелочи

Чайная пара

Маленький несессер

Шахматы

Ободок для волос

Билеты в Питер в плацкартный вагон

Небольшой алюминиевый бидон

 

Бросила младешенька туесочек

Оперлась коленками о песочек

Все сильней младешенька наклонялась

Но в воде не видела отраженья

Но никак не видела отраженья

Только резвых рыб

Летящие стрелы водорослей

И все эти ничего не значащие предметы

 

Облака над ивами пробегают

Ветер гладит травку береговую

Раскатавшуюся ягоду замляничку

Резиновые сапоги с налипшими иголками

 

—————————————–

 

Борис Рыжий

 

Так гранит покрывается наледью,
и стоят на земле холода, –
этот город, покрывшийся памятью,
я покинуть хочу навсегда.

Будет теплое пиво вокзальное,
будет облако над головой,
будет музыка очень печальная –
я навеки прощаюсь с тобой.

Больше неба, тепла, человечности.
Больше черного горя, поэт.
Ни к чему разговоры о вечности,
а точнее, о том, чего нет.

 

Это было над Камой крылатою,
сине-черною, именно там,
где беззубую песню бесплатную
пушкинистам кричал Мандельштам.

Уркаган, разбушлатившись, в тамбуре
выбивает окно кулаком
(как Григорьев, гуляющий в таборе)
и на стеклах стоит босиком.

Долго по полу кровь разливается.
Долго капает кровь с кулака.
А в отверстие небо врывается,
и лежат на башке облака.

 

Я родился – доселе не верится –
в лабиринте фабричных дворов
в той стране голубиной, что делится
тыщу лет на ментов и воров.

Потому уменьшительных суффиксов
не люблю, и когда постучат
и попросят с улыбкою уксуса,
я исполню желанье ребят.

Отвращенье домашние кофточки,
полки книжные, фото отца
вызывают у тех, кто, на корточки
сев, умеет сидеть до конца.

 

Свалка памяти: разное, разное.
Как сказал тот, кто умер уже,
безобразное – это прекрасное,
что не может вместиться в душе.

Слишком много всего не вмещается.
На вокзале стоят поезда –
ну, пора. Мальчик с мамой прощается.
Знать, забрили болезного. “Да

ты пиши хоть, сынуль, мы волнуемся”.
На прощанье страшнее рассвет,
чем закат. Ну, давай поцелуемся!
Больше черного горя, поэт.

 

**************

 

 

Эля, ты стала обаком, или ты им не стала?

Стань девочкою прежней с белым бантом,

я – школьником,рифмуясь с музыкантом,

в тебя влюблённым и в твою подругу,

давай-ка руку.

 

Не ты, а ты, а впрочем, как угодно –

ты будь со мной всегда, а ты свободна,

а если нет, тогда меняйтесь смело,

не в этом дело.

А дело в том, что в сентября начале

у школы утром ранним нас собрали,

и музыканты полное печали

для нас играли.

 

И даже, если даже не играли,

так, в трубы дули, но не извлекали

мелодию, что очень вероятно,

пошли обратно.

 

А ну назад, где облака летели,

где, полыхая, клёны облетели,

туда, где до твоей кончины, Эля,

ещё неделя.

 

Ещё неделя света и покоя,

и ты уйдёшь вся в белом в голубое,

не ты, а ты с закушенной губою

пойдёшь со мною

 

мимо цветов, решёток, в платье строгом

вперёд, где в тоне дерзком и жестоком

ты будешь много говорить о многом

со мной, я – с Богом.

 

 

 

Если в прошлое, лучше трамваем
со звоночком, поддатым соседом,
грязным школьником, тётей с приветом,
чтоб листва тополиная следом.

Через пять или шесть остановок
въедем в восьмидесятые годы:
слева – фабрики, справа – заводы,
не тушуйся, закуривай, что ты.

Что ты мямлишь скептически, типа
это все из набоковской прозы, –
он барчук, мы с тобою отбросы,
улыбнись, на лице твоём слёзы.

Это наша с тобой остановка:
там – плакаты, а там – транспаранты,
небо синее, красные банты,
чьи-то похороны, музыканты.

Подыграй на зубах этим дядям
и отчаль под красивые звуки,
куртка кожаная, руки в брюки,
да по улочке вечной разлуки.

Да по улице вечной печали
в дом родимый, сливаясь с закатом,
одиночеством, сном, листопадом,
возвращайся убитым солдатом.

Best take the tram…

Best take the tram if you’re going back to the past
with its bell, the drunk bloke next to you,
the grimy school kid, the mad old girl,
and, of course, the poplar leaves drawn in its trail.

Five or six tramstops later
we ride into the nineteen-eighties –
factories to the left, works to the right,
no one cares, get out your fags, what’s wrong with you.

What’s that you’re mumbling, sceptical, something
like this is all lifted from Nabokov.
He was the
barin’s son, you and I are the leftovers,

come on, smile, there are tears on your face.
This is our stop –
posters, banners, here and there,
blue sky, red neckties,

somebody’s funeral, musicians playing.
You play along to them on your whistle
and then float off to the beautiful sound,
leather jacket, hands in your pockets,

along that path of unending separation,
along that road of unending sadness
to the house where you were born, melting into sunset
solitude, sleep, the moulting of leaves,
come back as a dead soldier.

————————

Городок, что я выдумал и заселил человеками,

городок, над которым я лично пустил облака,

барахлит, ибо жил, руководствуясь некими соображениями,

якобы жизнь коротка.

 

Вырубается музыка, как музыкант ни старается.

Фонари не горят, как ни кроет их матом электрик, браток.

На глазах, перед зеркалом стоя, дурнеет красавица.

Барахлит городок.

 

Виноват, господа, не учёл, но она продолжается,

всё к чертям полетело, а что называется мной,

то идёт по осенней аллее, и ветер свистит-надрывается,

и клубится листва за моею спиной.

This little town . . .

This little town, which I myself dreamt up and settled with people,
this little town, where I released the clouds into the ether,
is breaking down, for it lived ruled by certain
notions along the lines that vita would be brevis.

The music dies out, although the musician does his best.
The streetlights are on the blink, although the electrician’s language is
foul.
The girl’s beauty sours as she watches in the mirror.
This little town is breaking down.

Blame me, lads, I didn’t allow for
life goes on –
everything down the pan, and that object they call me
walking an autumn avenue, in a gusting whistling wind
and behind my back, the swirling of the leaves.

 

 

 

Дорогие друзья, приходите в воскресенье на просмотр фильма и беседу о поэте Борисе Рыжем:

http://www.pushkinhouse.org/events/2017/11/12/i-loved-you-all-film-screening-about-russian-poet-boris-ryzhy

Вот большой режиссер о другом большом режиссере:

статья Виталия Манского об Алене ван дер Хорст и о ее фильме о Рыжем.

https://meduza.io/feature/2017/09/29/shest-kvadratnyh-metrov-v-russkoy-derevne-artdokfest

 

Читаю прекрасную книгу эссе Фионы Сэмпсон « Известняковая страна» ( перевод названия мой). Это собрание эссе о четырех местностях, объединенных скорее геологией , где Фиона бывала и живала, которые любила: Перигорд во Франции, Карст в Словении, Колесхил в провинциальной Англии, Иерусалим, и о людях, которых она там встречала.

Четыре этих очень разных местности объединяет камень под ногой, камень построек, Фионина судьба. Книга поражает и радует медленным, вдумчивым взглядом, любовью к деталям и мелочам, поэзией каждодневной жизни. В ней масса смешных, трогательных, редких подробностей из очень разных областей, размышлений о Югославии конца девяностых и начала двухтысячных, английской истории, французском фермерстве. Это любимый мой жанр записок дилетанта, который оказывается порой зорче профессионала, особенно если поэт. Читаю и думаю: как же редко сами то замечаем, что за камень под ногой.

What are the causes of the Russian Revolution of 1917, or any revolution for that matter? A few generations of Soviet schoolchildren would gleefully (mis)quote Lenin’s definition of a revolutionary situation when those on top can’t do it, and those at the bottom don’t want to. Yet, sexual innuendos aside, little has been understood about those “on top,” “at the bottom” or in the middle. Why should it matter to us 100 years later?

ARCC presents a unique UK-Russian multimedia bilingual production that marks the centennial of the Russian Revolution and attempts to answer these questions.

Kitchen conversations between actress and producer…